Осветительные приборы

Боборыкин василий теркин краткое содержание. «Василий Теркин», Петр Боборыкин

Боборыкин василий теркин краткое содержание. «Василий Теркин», Петр Боборыкин

Media playback is unsupported on your device

Акция мусульман у посольства Мьянмы в Москве

Около тысячи мусульман собрались в воскресенье на несанкционированный митинг у посольства Мьянмы в Москве. Они недовольны гонениями на своих единоверцев в этой азиатской стране - по их мнению, там происходит геноцид мусульман. Собравшиеся в центре Москвы люди требовали реакции российских властей на ситуацию в Мьянме.

Разгоряченная толпа появилась на Никитской около полудня по московскому времени. На митинг пришли в основном молодые мужчины. Были и небольшие группы женщин с детьми, но они стояли в стороне от основной массы.

Люди заняли тротуары по обеим сторонам улицы, некоторые забирались на заборы и наблюдали за происходящим оттуда. Почти каждые пять минут над улице раздавался крик "Такбир!". Собравшиеся отвечали стройным хором "Аллаху акбар". Периодически толпа скандировала "Буддисты-террористы".

Мусульмане народности рохинджа проживают в штате Ракхайн в Мьянме, власти которой считают их нелегальными мигрантами из Бангладеш. В Ракхайне неоднократно вспыхивали конфликты на религиозной почве, приводившие к столкновениям между мусульманами и местными буддистами. Жертвами насилия за последние годы стали тысячи человек.

Обострение ситуации в Мьянме началось после того, как 25 августа члены созданной в октябре 2016 года " Армии спасения рохинджа Аракана " провели скоординированную атаку на несколько полицейских постов и базу мьянманской армии. Погибли 12 силовиков и 77 повстанцев (по другим данным, в сумме около 120 человек). После этого войска начали антитеррористическую операцию.

Агентство Рейтер в пятницу сообщило со ссылкой на армию Мьянмы, что в ходе столкновений правительственных сил и боевиков-рохинджа из провинции Ракхайн, которые начались неделю назад, погибли почти 400 человек: был и убиты 370 боевиков, потери среди правительственных сил составили 15 человек. Кроме того, боевиков обвиняют в убийстве 14 мирных жителей.

Ракхайн - самый бедный регион Мьянмы, где проживают около миллиона мусульман-рохинджа. По данным ООН, только в этом году в соседний Бангладеш переправилось уже около 58 тыс. беженцев из Мьянмы.

Image caption На Никитскую вышли около тысячи мусульман - полиция их разгонять не стала

Воскресная акция 3 сентября для Москвы беспрецедентная - еще никогда мусульмане не выходили на несанкционированные митинги в таком количестве.

Тем более приверженцы ислама не проводили массовых мероприятий против политики иностранных государств по отношению к их единоверцам.

Полицейские вели себя нехарактерно для подобной ситуации. Несмотря на то, что акция не была санкционирована, никто не призывал собравшихся мусульман разойтись.

Традиционных для подобных несанкционированных акций объявлений в мегафон - "граждане, ваша акция незаконна" или "граждане, покиньте улицу, вы мешаете проходу других граждан" - на этот раз слышно не было.

Полиция лишь отгородила тротуары Никитской улицы с обеих сторон от проезжей части и не давала толпе выходить на дорогу. Толпа, впрочем, и не пыталась.

Image caption Протестующих на Никитской держали в оцеплении

Сотрудников правоохранительных органов на митинге работало чуть ли не столько же, сколько пришло туда участников. Полицейские выставили оцепление по обеим сторонам Никитской, рядом дежурили бойцы Росгвардии и ОМОНа в полной боевой экипировке. Столкновений между полицейскими и митингующими не произошло.

"Кто хочет поехать туда и умереть там?"

Из толпы звучали самые разные призывы. Некоторые предлагали собравшимся отправиться пешком в Мьянму и воевать за мусульман там. На вопрос одного из ораторов "кто хочет поехать туда и умереть там?", около 50 человек подняли руки и начали кричать "Аллаху акбар".

"Если они проблему не решат, клянусь Аллахом, мы джихад будем делать", - кричал в мегафон другой митингующий.

Часть собравшихся, настроенных менее воинственно, предлагала остаться на улице у посольства и не уходить, пока притеснения мусульман в Мьянме не прекратятся.

"В новостях российских не освещается информация, в Бирме (другое название Мьянмы) идут массовые убийства мусульман, много видео приходит, как людей убивают, заживо закапывают. Почему никакой реакции нету?" - возмущался в разговоре с Би-би-си один из участников акции.

Другой очень эмоционально кричал, что единственное требование митингующих - "коридор" в Мьянму. Сам он утверждал, что готов поехать туда лично.

"Беспредел творится на Земле! Пришли показать, что мы недовольны - детей убивают женщин убивают, стариков убивают - геноцид!" - сказал Би-би-си еще один мужчина из числа митингующих.

"Мы пришли сюда разговаривать за братьев мусульман, - объяснял другой участник акции. - А собраться здесь должны были не только мы, а все нации за мир. Мы хотим донести это (обеспокоенность за мусульман в Мьянме - прим. Би-би-си) до Путина! Бумажки ничего не решают! Надеюсь, он увидит этот митинг".

Около двух часов дня по московскому времени на Никитскую приехали представители депутата Госдумы от "Единой России" Адама Делимханова, который близок к главе Чечни Рамзану Кадырову.

Один из выступавших рассказал, что им удалось связаться с послами Мьянмы через МИД, и что в течение часа им устроят переговоры. Переговоров так и не последовало.

Примерно через час мегафон взял человек, которого митингующие в толпе называли представителем Чечни. Он предложил собравшимся подписать петицию на имя президента Владимира Путина и мирно разойтись.

Людям раздали пустые листы бумаги A4, куда они начали записывать свои имена. Причем саму петицию митингующим никто не показал.

"Думают, что нас как баранов сюда согнали - это не так"

Image caption Те, кому не хватило места на улице, сидели на заборах

Митинг у посольства Мьянмы примечателен еще и тем, что организаторов, как таковых, или лидера у него не было. Толпой раздраженных мусульман никто толком не управлял, мегафон ходил по рукам, иногда кто-то начинал громко обращаться к толпе с различными призывами, и тогда собравшиеся замолкали и шикали друг на друга, слушая его.

Выступление обычно заканчивалось криками "Аллаху акбар". Участники митинга в разговорах с корреспондентом Русской службой Би-би-си зачастую признавались, что не знают, кто выступает, и вообще впервые видят этих людей. Но речи ораторов они поддерживали.

Image caption Мусульмане собирались на митинг, пересылая друг другу эту картинку

Собравшиеся утверждали, что вышли на акцию по призыву в социальных сетях и прочитав в интернете о ситуации с мусульманами в Мьянме. Некоторые показывали на смартфонах посты с призывом выйти на митинг к посольству в поддержку людей единоверцев в Мьянме.

Эти записи, по их словам, распространялись как через социальные сети, так и в закрытых чатах в Telegram и WhatsApp. Никто из опрошенных Би-би-си участников митинга не сказал, что у акции был некий организатор. Впрочем, некоторые ссылались на заявления главы Чечни Рамзана Кадырова.

1 сентября он написал в "Инстаграме", что в Мьянме происходят "массовые убийства, изнасилования, сжигание живых людей на кострах, разведенных под железными листами, уничтожение всего, что принадлежит мусульманам". Кадыров заявил , что власти Мьянмы "стремятся уничтожить народ" рохинья.

В субботу глава Чечни в трансляции в "Инстаграме" обвинил российские СМИ в замалчивании ситуации в Мьянме. "Если даже Россия будет поддерживать тех шайтанов, которые совершают сегодня преступления, то я против позиции России", - сказал он. Впрочем, Кадыров отметил, что уверен - "убийц и насильников поддерживать никто не будет".

"Несколько дней назад в Инстаграме мы написали о том, что планируем подать заявку на официальный митинг и пикет в префектуру города Москвы. Через какой-то промежуток времени в интернете появился другой призыв собраться у посольства Мьянмы. Мы, конечно, людей отговаривали, потому что у нас планировалась законная акция, но уже ближе к вечеру я понял, что призыв к стихийному митингу остановить невозможно, весь интернет был заполнен этими призывами", - рассказал Би-би-си председатель Совета вайнахской молодёжи Москвы Азамат Минцаев.

По его словам, главное пожелание собравшихся - чтобы Россия выразила свою позицию по происходящему в Мьянме.

"Думают, что нас как баранов сюда согнали - это не так", - сказал Би-би-си один из участников митинга по имени Абдулла. Он рассчитывает, что политики поймут - "дальше молчать нельзя", и уверен, что "если Россия скажет свое слово", то в Мьянме притеснения мусульман прекратятся.

"В такой ситуации молчать - преступление", - убежден участник акции. Абдулла считает, что митинг также показал - мусульмане могут мирно собраться и "требовать свое по праву". Впрочем, он знал, что несанкционированные митинги запрещены, и был готов, что его могут задержать.

"Но я бы стеснялся в зеркало на себя смотреть, если бы не пришел", - добавил Абдулла.

Image caption Митинг закончился совместной молитвой

К четырем часа дня по московскому времени митингующие начали расходиться. Часть отправились на молитву в соседний сквер возле продуктового магазина. Несколько групп по 20-30 человек оставались на Никитской до шести вечера, но они, в основном, ничего не скандировали, а обсуждали митинг между собой и решали, когда и где собираться вновь.

Полиция, в свою очередь, ближе к вечеру полностью открыла движение по Никитской и сняла оцепление. Источник в органах правопорядка сообщил ТАСС, что митинг собрал около 800 участников. Собеседники ТАСС и РИА Новости в правоохранительных органах также заявили, что "нарушений общественного порядка на улице Большая Никитская не зафиксировано".

Молчание Кремля и новые митинги

Кремль не стал комментировать ни преследования мусульман в Мьянме, ни сам митинг.

"Я не могу ничего сказать сейчас по этой проблеме. Мы видели сообщения СМИ, эти сообщения вызывают обеспокоенность", - признался журналистам пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков. По его словам, "не имея реальной информации", трудно давать комментарии.

Рамзан Кадыров в воскресенье днем призвал всех неравнодушных к ситуации в Мьянме отправлять протесты в ООН и посольство Мьянмы. Глава Чечни написал в Инстаграме , что "армия в Мьянме уничтожает народ рохинья".

"Карательные операции и санкционированные властями массовые погромы отличаются особой жестокостью. Весь мир шокирован, но не властители мира", - отметил он. Реакция политиков и мировых лидеров на события в Мьянме, по его словам, "свидетельствует о полной безнравственности современного мироустройства": "Главы государств и министры иностранных дел в рот воды набрали". Он напомнил, что 12 сентября в Нью-Йорке откроется 72-я очередная сессия Генеральной Ассамблеи ООН, и в предварительной повестке "нет ни слова о событиях в Ракхайне".

"В понедельник в 11:00 в Грозном пройдет митинг против бесчеловечных убийств огромного количества ни в чем не повинных людей", - написал в Инстаграме председатель парламента Чечни Магомед Даудов.

По его словам, нужно "выразить свой протест и твердо показать всему миру, что где бы не находились наши братья и сестры по вере, мы их никогда не оставим".

Митинг должен пройти на площади перед мечетью "Сердце Чечни" имени Ахмата Кадырова. После митинга в 12:30 в мечети пройдет коллективная молитва "за притесненных мусульман", заявил Даудов.

Петр Дмитриевич Боборыкин


ВАСИЛИЙ ТЕРКИН

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Засвежело на палубе после жаркого июльского дня. Пароход «Бирюч» опасливо пробирался по узкому фарватеру между значками и шестами, вымазанными в белую и красную краску.

На верху рубки, под навесом, лоцман и его подручный вглядывались в извороты фарватера и то и дело вертели колесо руля. Справа и слева шли невысокие берега верховьев Волги пред впадением в нее Оки. Было это за несколько верст до города Балахны, где правый берег начинает подниматься, но не доходит и до одной трети крутизны прибрежных высот Оки под Нижним.

Лоцман сделал знак матросу, стоявшему по левую руку, у завозного якоря, на носовой палубе. Спина матроса, в пестрой вязаной фуфайке, резко выделялась на куске синевшего неба.

Пять с половино-ой! - уныло раздалось с носа, и шест замахал в руках широкоплечего парня.

Помощник капитана, сухощавый брюнетик, в кожаном картузе, приложился губами к отверстию звуковой трубы и велел убавить ходу.

Пароход стал ползти. Замедленные колеса шлепали по воде, и их шум гулко отдавался во всем корпусе, производя легкий трепет, ощутимый и пассажирами.

Пассажиров было много, - все больше промысловый народ, стекавшийся к Макарию, на ярмарку.

Обе половины палубы, и передняя и задняя, ломились под грузом всякого товара. Разнообразные запахи издавал он. Но все покрывалось запахом стр.8 кожевенных изделий со смесью чего-то сладкого, в больших ящиках с клеймами. Отдавало и горячим салом. Пассажиры второго класса давно уже чайничали у столиков, на скамейках, даже на полу, около самой машины. Волжский звонкий говор, с ударением на «о», ходил по всему пароходу, и женские голоса переплетались с мужскими, еще певучее, с более характерным крестьянским /оканьем. «Чистая» публика разбрелась по разным углам. Два барина, пожилые, франтоватые, в светлых пиджаках, расселись наверху, с боку от рулевого колеса. Там же, подставляя под ветерок овал побледневшего лица, пепельная блондинка куталась в оренбургский платок и бойко разговаривала с хмурым офицером-армейцем. В рубке купец, совсем желтый в лице, тихо и томительно пил чай с обрюзглой, еще молодой женой; на кормовой палубе первого класса, вдоль скамеек борта, размещалось человек больше двадцати, почти все мужчины. Подросток гимназист, в фуражке реалиста и в темной блузе, ходил взад и вперед возбужденной широкой походкой и курил, громко выпуская клубы дыма.

Пя-я-ть! - протянулся опять заунывный крик матроса, и пароход еще убавил ходу, но не остановился.

"Бирюч" сидел в воде всего четыре фута; ему оставался еще один, чтобы не застрять на перекате. Это не вызывало особого беспокойства ни в пассажирах, ни в капитане.

Капитан только что собрался пить чай и сдал команду помощнику. Он поднялся из общей каюты первого класса, постоял в дверях рубки и потом оглянулся вправо на пассажиров, ища кого-то глазами.

Плечистый, рослый, краснощекий, ярко-русый, немного веснушчатый, он смотрел истым волжским судопромышленником, носил фуражку из синего сукна с ремнем, без всякого галуна, большие смазные сапоги и короткую коричневую визитку. Широкое, сочное, точно наливное лицо его почти всегда улыбалось спокойно и чуточку насмешливо. Эта улыбка проглядывала и в желто-карих, небольших, простонародных глазах.

Борис Петрович! - крикнул он с порога двери.

Что вам, голубчик?

Откликнулся грудной нотой пассажир, старше его, лет за сорок, в люстриновом балахоне и мягкой шляпе, стр.9 худощавый, с седеющей бородкой и утомленным лицом.

Его можно было принять за кого угодно - за мелкого чиновника, торговца или небогатого помещика.

Что-то, однако, в манере вглядываться и в общей посадке тела отзывалось не провинцией.

Чайку? - спросил капитан.

Я готов.

Так я сейчас велю заварить. Илья! - остановил он проходившего мимо лакея. - Собери-ка чаю!.. Ко мне!.. Борис Петрович, вы как прикажете, с архиерейскими сливками?

Пассажир в балахоне поморщился, точно его что укусило, и махнул рукой.

Нет, голубчик, спиртного не нужно.

Воля ваша!..

Они проходили по узкому месту палубы, между рубкой и левым кожухом. Колеса шлепали все реже, и с носа раздавалось без перерыва выкрикивание футов.

В рубке первого класса, кроме комнатки, где купец с женой пили чай, помещалась довольно просторная каюта, откуда вышел еще пассажир и окликнул тотчас же капитана, но тот не услыхал сразу своего имени.

Андрей Фомич! - повторил пассажир и пошел вслед за ним.

Слово «Андрей» выговорил он чуть-чуть звуком о вместо а. И слово «Фомич» отзывалось волжским говором.

Он был такого же видного роста, как и капитан Кузьмичев, но гораздо тоньше в стане и помоложе в лице. Смотрел он скорее богатым купцом, чем барином, а то так хозяином парохода, инженером, фабрикантом, вообще деловым человеком, хорошо одевался и держал голову немного назад, что делало его выше ростом. На клетчатом темном пиджаке, застегнутом доверху, лежала толстая золотая цепь от бокового кармана до петли. Большую голову покрывала поярковая шапочка вроде венгерской. Из-под нее темно- русые волосы вились на висках; борода была белокурее, с рыжиной, двумя клиньями, старательно подстриженная. В крупных чертах привлекательного крестьянского лица сидело сложное выражение. Глаза, с широким разрезом, совсем темные, уходили в толстоватые веки, брови легли правильной и густой дугой, нос утолщался книзу, и из-под усов глядел красный, сочный рот с чувственной линией нижней губы. стр.10

Во второй раз он окликнул капитана звучным голосом, в котором было гораздо больше чего-то юношеского, чем в фигуре и лице мужчины лет тридцати.

А! Василий Иванович! Что прикажете?

Капитан оставил тотчас же руку того, кого он звал Борисом Петровичем, и подошел, приложившись рукой к козырьку.

В этом поклоне, сквозь усмешку глаз, проходило нечто особенное. В красивом пассажире чувствовался если не начальник, то кто-то с влиянием по пароходному делу.

Бог милует! - вслух ответил капитан.

Вы что же? За чаек приниматься думаете, а потом небось и на боковую, до Нижнего?

Да, грешным делом.

В вопросах не слышалось начальнического тона; однако что-то как бы деловое.

Большие глаза Василия Ивановича остановились на пассажире в люстриновом балахоне.

С кем вы это? - еще тише спросил он капитана.

Вон тот?

Да, бородку-то щиплет!

Более полувека активной творческой деятельности Петра Дмитриевича Боборыкина представлены в этом издании тремя романами, избранными повестями и рассказами, которые в своей совокупности воссоздают летопись общественной жизни России второй половины XIX - начала ХХ века.

Петр Дмитриевич Боборыкин
ВАСИЛИЙ ТЕРКИН

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I

Засвежело на палубе после жаркого июльского дня. Пароход "Бирюч" опасливо пробирался по узкому фарватеру между значками и шестами, вымазанными в белую и красную краску.

На верху рубки, под навесом, лоцман и его подручный вглядывались в извороты фарватера и то и дело вертели колесо руля. Справа и слева шли невысокие берега верховьев Волги пред впадением в нее Оки. Было это за несколько верст до города Балахны, где правый берег начинает подниматься, но не доходит и до одной трети крутизны прибрежных высот Оки под Нижним.

Лоцман сделал знак матросу, стоявшему по левую руку, у завозного якоря, на носовой палубе. Спина матроса, в пестрой вязаной фуфайке, резко выделялась на куске синевшего неба.

Пять с половино-ой! - уныло раздалось с носа, и шест замахал в руках широкоплечего парня.

Помощник капитана, сухощавый брюнетик, в кожаном картузе, приложился губами к отверстию звуковой трубы и велел убавить ходу.

Пароход стал ползти. Замедленные колеса шлепали по воде, и их шум гулко отдавался во всем корпусе, производя легкий трепет, ощутимый и пассажирами.

Пассажиров было много, - все больше промысловый народ, стекавшийся к Макарию, на ярмарку.

Обе половины палубы, и передняя и задняя, ломились под грузом всякого товара. Разнообразные запахи издавал он. Но все покрывалось запахом стр.8 кожевенных изделий со смесью чего-то сладкого, в больших ящиках с клеймами. Отдавало и горячим салом. Пассажиры второго класса давно уже чайничали у столиков, на скамейках, даже на полу, около самой машины. Волжский звонкий говор, с ударением на "о", ходил по всему пароходу, и женские голоса переплетались с мужскими, еще певучее, с более характерным крестьянским /оканьем. "Чистая" публика разбрелась по разным углам. Два барина, пожилые, франтоватые, в светлых пиджаках, расселись наверху, с боку от рулевого колеса. Там же, подставляя под ветерок овал побледневшего лица, пепельная блондинка куталась в оренбургский платок и бойко разговаривала с хмурым офицером-армейцем. В рубке купец, совсем желтый в лице, тихо и томительно пил чай с обрюзглой, еще молодой женой; на кормовой палубе первого класса, вдоль скамеек борта, размещалось человек больше двадцати, почти все мужчины. Подросток гимназист, в фуражке реалиста и в темной блузе, ходил взад и вперед возбужденной широкой походкой и курил, громко выпуская клубы дыма.

Пя-я-ть! - протянулся опять заунывный крик матроса, и пароход еще убавил ходу, но не остановился.

"Бирюч" сидел в воде всего четыре фута; ему оставался еще один, чтобы не застрять на перекате. Это не вызывало особого беспокойства ни в пассажирах, ни в капитане.

Капитан только что собрался пить чай и сдал команду помощнику. Он поднялся из общей каюты первого класса, постоял в дверях рубки и потом оглянулся вправо на пассажиров, ища кого-то глазами.

Плечистый, рослый, краснощекий, ярко-русый, немного веснушчатый, он смотрел истым волжским судопромышленником, носил фуражку из синего сукна с ремнем, без всякого галуна, большие смазные сапоги и короткую коричневую визитку. Широкое, сочное, точно наливное лицо его почти всегда улыбалось спокойно и чуточку насмешливо. Эта улыбка проглядывала и в желто-карих, небольших, простонародных глазах.

Борис Петрович! - крикнул он с порога двери.

Что вам, голубчик?

Откликнулся грудной нотой пассажир, старше его, лет за сорок, в люстриновом балахоне и мягкой шляпе, стр.9 худощавый, с седеющей бородкой и утомленным лицом.

Его можно было принять за кого угодно - за мелкого чиновника, торговца или небогатого помещика.

Что-то, однако, в манере вглядываться и в общей посадке тела отзывалось не провинцией.

Чайку? - спросил капитан.

Я готов.

Так я сейчас велю заварить. Илья! - остановил он проходившего мимо лакея. - Собери-ка чаю!.. Ко мне!.. Борис Петрович, вы как прикажете, с архиерейскими сливками?

Пассажир в балахоне поморщился, точно его что укусило, и махнул рукой.

Нет, голубчик, спиртного не нужно.

Воля ваша!..

Они проходили по узкому месту палубы, между рубкой и левым кожухом. Колеса шлепали все реже, и с носа раздавалось без перерыва выкрикивание футов.

В рубке первого класса, кроме комнатки, где купец с женой пили чай, помещалась довольно просторная каюта, откуда вышел еще пассажир и окликнул тотчас же капитана, но тот не услыхал сразу своего имени.

Андрей Фомич! - повторил пассажир и пошел вслед за ним.

Слово "Андрей" выговорил он чуть-чуть звуком о вместо а. И слово "Фомич" отзывалось волжским говором.

Он был такого же видного роста, как и капитан Кузьмичев, но гораздо тоньше в стане и помоложе в лице. Смотрел он скорее богатым купцом, чем барином, а то так хозяином парохода, инженером, фабрикантом, вообще деловым человеком, хорошо одевался и держал голову немного назад, что делало его выше ростом. На клетчатом темном пиджаке, застегнутом доверху, лежала толстая золотая цепь от бокового кармана до петли. Большую голову покрывала поярковая шапочка вроде венгерской. Из-под нее темно- русые волосы вились на висках; борода была белокурее, с рыжиной, двумя клиньями, старательно подстриженная. В крупных чертах привлекательного крестьянского лица сидело сложное выражение. Глаза, с широким разрезом, совсем темные, уходили в толстоватые веки, брови легли правильной и густой дугой, нос утолщался книзу, и из-под усов глядел красный, сочный рот с чувственной линией нижней губы. стр.10

Во второй раз он окликнул капитана звучным голосом, в котором было гораздо больше чего-то юношеского, чем в фигуре и лице мужчины лет тридцати.

А! Василий Иванович! Что прикажете?

Капитан оставил тотчас же руку того, кого он звал Борисом Петровичем, и подошел, приложившись рукой к козырьку.

В этом поклоне, сквозь усмешку глаз, проходило нечто особенное. В красивом пассажире чувствовался если не начальник, то кто-то с влиянием по пароходному делу.

Бог милует! - вслух ответил капитан.

Вы что же? За чаек приниматься думаете, а потом небось и на боковую, до Нижнего?

Да, грешным делом.

В вопросах не слышалось начальнического тона; однако что-то как бы деловое.

Большие глаза Василия Ивановича остановились на пассажире в люстриновом балахоне.

С кем вы это? - еще тише спросил он капитана.

Вон тот?

Да, бородку-то щиплет!

Вы нешто не признали?

И портретов его не видали?

Стало, именитый человек?

Скольких их на свете нету, Что прочли тебя, поэт, Словно бедной книге этой Много, много, много лет.
В этом году Василию Тёркину исполнилось 120 лет. Нет, это не опечатка. Все знают Василия Тёркина — героя одноименной поэмы Твардовского. Но в русской литературе был другой Василий Тёркин. Задолго до появления
знаменитой поэмы А.Т. Твардовского, в 1892 году вышел в свет роман Петра
Дмитриевича Боборыкина «Василий Тёркин». Герой этого романа — не
солдат, а купец. Боборыкин первым в русской литературе создал образ
просвещённого предпринимателя, патриота России, который сам, выйдя из
народных глубин, стремился «дать полный ход всему, что в нём кроется
ценного, на потребу родным угодьям и тому же трудовому и обездоленному
люду». Здесь приведены слова Максима Горького, который высоко ценил этот
роман и его героя [Горький М. Собр.соч.: В 30 т. — М., 1949-1955. Т. 25. С. 308] .

Естественно, такой благородный предприниматель, все помыслы и действия
которого направлены на обустройство России, не вписывался в официально
установленные рамки советского периода, где купец — мироед, хищный и
алчный, неправедно разбогатевший, да к тому же и малограмотный.
У Боборыкина же Василий Тёркин учился в губернской гимназии.
В результате роман оказался невостребованным, о нём просто забыли.

Забытым, как и роман, оказался и его создатель. Широкому кругу читателей
Боборыкин вообще неизвестен. Специалисты, следуя оценке, сложившейся в
литературной критике советского периода, относили его к посредственным
писателям, писателям так называемого второго ряда. Бесспорно, что
Боборыкин, раскрывая внутренний мир героев своих романов, до
Достоевского не дотягивал. Он — писатель-беллетрист. Но у него свои
достоинства. Палитра его творчества чрезвычайно обширна: он и драматург,
и публицист, и прозаик, литературный критик и историк литературы,
театральный деятель, мемуарист, переводчик. И всё это умножается на
уникальное трудолюбие.

Боборыкин прожил длинную жизнь. Началась она ещё при Пушкине — Боборыкин
родился в 1836 году, а закончилась, когда в полный голос читал стихи
Маяковский — скончался Пётр Дмитриевич уже после революции, в 1921 году в
Швейцарии. Шестьдесят лет его жизни отмечены неустанной писательской
деятельностью. Боборыкин слыл одним из культурнейших людей своей эпохи,
свободно владел основными европейскими языками, прекрасно знал мировую
культуру. Кстати, это именно он ввёл в литературу и публицистику слово
«интеллигенция»
, которое прижилось. На российской почве оно наполнилось
особым содержанием, стало понятием, которое вызывает живые дискуссии,
при этом вновь напрочь забылось о родоначальнике слова «интеллигенция».

Боборыкин чутко улавливал перемены и настроения в обществе, обладая
удивительной социальной отзывчивостью. Этим качеством он даже вызывал
раздражение у своих собратьев по перу. Так, И.С. Тургенев с большой
долей сарказма писал о Боборыкине: «Я легко могу представить его на
развалинах мира, строчащего роман, в котором будут воспроизведены самые
последние «веяния» погибающей земли. Такой торопливой плодовитости нет
другого примера в истории всех литератур!» [Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем. Письма. Т. 71. С. 260]

Современник «шестидесятников» XIX века, очевидец предреволюционной
России, Боборыкин никогда не разделял революционные взгляды. Он всегда
оставался реформатором, верящим в социальную эволюцию. Особое место в
будущем поступательном движении России он отводил новому российскому
купечеству — это объясняет появление его Василия Тёркина. Эволюционные
взгляды Боборыкина тоже в своё время оценивались со знаком минус.
В какой-то мере и по этой причине тоже в советское время его почти не
переиздавали. В 1965 году увидели свет его воспоминания «За полвека»
(в двух томах), в 1984 — «Повести и рассказы» и в следующем году — роман
«Китай-город». Так получилось, что «Василий Тёркин» Боборыкина «утонул»
во времени. Его затмил герой Твардовского — Александру Трифоновичу
очень хотелось назвать своего героя запоминающе, «забористо», и ничего
лучшего он не придумал, как использовать название боборыкинского романа.
Видимо, он был уверен, что прогрессивный купец Василий Тёркин в
российскую историю и культуру уже никогда не возвратится.

Однако время все расставляет по своим местам. Сегодня вновь Боборыкин
оказывается по-своему интересным. Если современникам писателя его
скрупулезное описание быта, архитектуры и традиций казалось банальным,
скучным и излишним, и их можно понять, то для нас сегодня ушедшая эпоха
со всеми жизненными подробностями оказывается ценной живописной
историей.

Засвежело на палубе после жаркого июльского дня. Пароход «Бирюч» опасливо пробирался по узкому фарватеру между значками и шестами, вымазанными в белую и красную краску.

На верху рубки, под навесом, лоцман и его подручный вглядывались в извороты фарватера и то и дело вертели колесо руля. Справа и слева шли невысокие берега верховьев Волги пред впадением в нее Оки. Было это за несколько верст до города Балахны, где правый берег начинает подниматься, но не доходит и до одной трети крутизны прибрежных высот Оки под Нижним.

Лоцман сделал знак матросу, стоявшему по левую руку, у завозного якоря, на носовой палубе. Спина матроса, в пестрой вязаной фуфайке, резко выделялась на куске синевшего неба.

Пять с половино-ой! - уныло раздалось с носа, и шест замахал в руках широкоплечего парня.

Помощник капитана, сухощавый брюнетик, в кожаном картузе, приложился губами к отверстию звуковой трубы и велел убавить ходу.

Пароход стал ползти. Замедленные колеса шлепали по воде, и их шум гулко отдавался во всем корпусе, производя легкий трепет, ощутимый и пассажирами.

Пассажиров было много, - все больше промысловый народ, стекавшийся к Макарию, на ярмарку.

Обе половины палубы, и передняя и задняя, ломились под грузом всякого товара. Разнообразные запахи издавал он. Но все покрывалось запахом стр.8 кожевенных изделий со смесью чего-то сладкого, в больших ящиках с клеймами. Отдавало и горячим салом. Пассажиры второго класса давно уже чайничали у столиков, на скамейках, даже на полу, около самой машины. Волжский звонкий говор, с ударением на «о», ходил по всему пароходу, и женские голоса переплетались с мужскими, еще певучее, с более характерным крестьянским /оканьем. «Чистая» публика разбрелась по разным углам. Два барина, пожилые, франтоватые, в светлых пиджаках, расселись наверху, с боку от рулевого колеса. Там же, подставляя под ветерок овал побледневшего лица, пепельная блондинка куталась в оренбургский платок и бойко разговаривала с хмурым офицером-армейцем. В рубке купец, совсем желтый в лице, тихо и томительно пил чай с обрюзглой, еще молодой женой; на кормовой палубе первого класса, вдоль скамеек борта, размещалось человек больше двадцати, почти все мужчины. Подросток гимназист, в фуражке реалиста и в темной блузе, ходил взад и вперед возбужденной широкой походкой и курил, громко выпуская клубы дыма.

Пя-я-ть! - протянулся опять заунывный крик матроса, и пароход еще убавил ходу, но не остановился.

"Бирюч" сидел в воде всего четыре фута; ему оставался еще один, чтобы не застрять на перекате. Это не вызывало особого беспокойства ни в пассажирах, ни в капитане.

Капитан только что собрался пить чай и сдал команду помощнику. Он поднялся из общей каюты первого класса, постоял в дверях рубки и потом оглянулся вправо на пассажиров, ища кого-то глазами.

Плечистый, рослый, краснощекий, ярко-русый, немного веснушчатый, он смотрел истым волжским судопромышленником, носил фуражку из синего сукна с ремнем, без всякого галуна, большие смазные сапоги и короткую коричневую визитку. Широкое, сочное, точно наливное лицо его почти всегда улыбалось спокойно и чуточку насмешливо. Эта улыбка проглядывала и в желто-карих, небольших, простонародных глазах.

Борис Петрович! - крикнул он с порога двери.

Что вам, голубчик?

Откликнулся грудной нотой пассажир, старше его, лет за сорок, в люстриновом балахоне и мягкой шляпе, стр.9 худощавый, с седеющей бородкой и утомленным лицом.

Его можно было принять за кого угодно - за мелкого чиновника, торговца или небогатого помещика.

Что-то, однако, в манере вглядываться и в общей посадке тела отзывалось не провинцией.

Чайку? - спросил капитан.

Я готов.

Так я сейчас велю заварить. Илья! - остановил он проходившего мимо лакея. - Собери-ка чаю!.. Ко мне!.. Борис Петрович, вы как прикажете, с архиерейскими сливками?

Пассажир в балахоне поморщился, точно его что укусило, и махнул рукой.

Нет, голубчик, спиртного не нужно.

Воля ваша!..

Они проходили по узкому месту палубы, между рубкой и левым кожухом. Колеса шлепали все реже, и с носа раздавалось без перерыва выкрикивание футов.

В рубке первого класса, кроме комнатки, где купец с женой пили чай, помещалась довольно просторная каюта, откуда вышел еще пассажир и окликнул тотчас же капитана, но тот не услыхал сразу своего имени.

Андрей Фомич! - повторил пассажир и пошел вслед за ним.

Слово «Андрей» выговорил он чуть-чуть звуком о вместо а. И слово «Фомич» отзывалось волжским говором.

Он был такого же видного роста, как и капитан Кузьмичев, но гораздо тоньше в стане и помоложе в лице. Смотрел он скорее богатым купцом, чем барином, а то так хозяином парохода, инженером, фабрикантом, вообще деловым человеком, хорошо одевался и держал голову немного назад, что делало его выше ростом. На клетчатом темном пиджаке, застегнутом доверху, лежала толстая золотая цепь от бокового кармана до петли. Большую голову покрывала поярковая шапочка вроде венгерской. Из-под нее темно- русые волосы вились на висках; борода была белокурее, с рыжиной, двумя клиньями, старательно подстриженная. В крупных чертах привлекательного крестьянского лица сидело сложное выражение. Глаза, с широким разрезом, совсем темные, уходили в толстоватые веки, брови легли правильной и густой дугой, нос утолщался книзу, и из-под усов глядел красный, сочный рот с чувственной линией нижней губы. стр.10

Во второй раз он окликнул капитана звучным голосом, в котором было гораздо больше чего-то юношеского, чем в фигуре и лице мужчины лет тридцати.

А! Василий Иванович! Что прикажете?

Капитан оставил тотчас же руку того, кого он звал Борисом Петровичем, и подошел, приложившись рукой к козырьку.

В этом поклоне, сквозь усмешку глаз, проходило нечто особенное. В красивом пассажире чувствовался если не начальник, то кто-то с влиянием по пароходному делу.

Бог милует! - вслух ответил капитан.

Вы что же? За чаек приниматься думаете, а потом небось и на боковую, до Нижнего?

Да, грешным делом.

В вопросах не слышалось начальнического тона; однако что-то как бы деловое.

Большие глаза Василия Ивановича остановились на пассажире в люстриновом балахоне.

С кем вы это? - еще тише спросил он капитана.

Вон тот?

Да, бородку-то щиплет!

Вы нешто не признали?

И портретов его не видали?

Стало, именитый человек?

Еще бы! Да это Борис Петрович…

И он назвал имя известного писателя.

Быть не может!

Василий Иванович снял шляпу и весь встрепенулся.

Мы с ним давно хлеб-соль водили. Он меня еще студентом помнит.

Как же это вы, батенька, ничего не скажете!.. Я валяюсь в каюте… и не знаю, что едет с нами Борис Петрович!

Да ведь вы и на пароход-то сели, Василий Иванович, перед самым обедом. Мне невдомек. Желаете познакомиться?

Еще бы! Он - мой любимый! Я им, можно сказать, зачитывался еще с третьего класса гимназии.

Глаза красивого пассажира все темнели. У него была необычная подвижность зрачков. Весь он пришел в возбуждение от встречи со своим любимым писателем и от возможности побеседовать с ним вдосталь. стр.11

Василий Иванович Теркин, - назвал его капитан, подводя к Борису Петровичу, - на линии пайщика нашего товарищества.

Они сели поодаль от других, ближе к корме; капитан ушел заваривать чай.

Разговор их затянулся.

Борис Петрович, - говорил минут через пять Теркин, с ласкою в звуках голоса. - За что я вас люблю и почитаю, это за то, что вы не боитесь правду показывать о мужике… о темном люде вообще.