Ремарк говорит о гуманности. Вернее об отсутствии гуманности. Её нет – искать не пытайтесь. Послевоенная Европа, тридцатые годы XX века, за окном гремит война, а Ремарк собирает по крупицам всё то, что ему удалось лично увидеть, предваряя повторную агрессию Германии в попытках совершить идеологический переворот на всей планете. Время идеалов и идей цветёт буйным цветом. Люди уже давно не те, что были раньше. Когда-то они сражались за свой дом, потом за господина, потом за короля, потом за страну, пока в XX веке всё не изменилось коренным образом. Уже не имеет значения твоя преданность территориальному формированию, ты уже не можешь ассоциировать себя с чем-либо. Люди стали разбираться в происходящих процессах, пытаясь внести изменения в устоявшийся порядок вещей. Падение старых империй вылилось в возвышение новых. Человек волен сам выбирать за себя, но с таким же успехом кто-то может выбрать за него. Начало XX века – слом вековых традиций. Ремарк остро чувствует ветер перемен, показывая ситуацию изнутри.
Германия – одно из важных для истории государств. Когда-то разрозненное, ныне единое. Непомерные амбиции лидеров заменили понятие гуманности другими понятиями, отчего полетели головы, и человеческая жизнь утратила всякую стоимость. Эту книгу очень тяжело читать, её хочется закрыть уже на следующей странице, когда душа этого отчаянно добивается, а сердце бьётся сильнее и требует продолжать; мозг анализирует текст, соглашаясь со всеми выводами автора. Есть над чем думать и о чём грустить. Когда говорят о братстве или о враждебном к кому-либо отношении, то так и хочется крикнуть, чтобы люди опомнились, поняв краткость данного момента, не отличающегося какой-либо существенной важностью. Человек ест себя изнутри, и когда-нибудь он съест себя окончательно, если вовремя не возьмётся за разум. Возлюбить ближнего своего, вот о чём просит Ремарк, вынося основную мысль книги в название. Только нельзя полюбить с закрытыми глазами, с отключенным мозгом – утопия возможна, но в неё никто не верит. Наш мир антиутопичен по своей сути. Кажется, в начале XXI века нечего больше желать, когда часть населения живёт в стабильной остановке, вдалеке от эмоциональных потрясений и с, горем пополам, всё-таки уверена в завтрашнем дне. Так мнит человек, сидящий в тихой обстановке, покуда он не знает о делах вокруг, что где-то гремит война, доводящая людей до безумия. Снова столкнулась борьба идеалов. Только время идёт, а жизнь стоит на месте.
Ремарк тонкой нитью показывает судьбу нескольких людей, чья жизнь имеет много общих черт, только каждый из них пытается выйти на дорогу из жёлтого кирпича своим способом. Кто-то продаёт духи фирмы отца, ныне лишённого всего и выдворенного за пределы, кто-то мастерски играет в карты, делая себе свой маленький удобный капитал. Но все лишены родины. И не за какие-то личные заслуги, а просто являются евреями, либо кто-то из родственников относится к евреям. Германия особо зверствовала, не принимая никаких возражений. Мечтой каждого является паспорт, хотя бы временный. Ремарк даёт картину масштабной аферы с паспортами умерших людей, от обладания которыми зависели жизни живых. В такое трудно поверить, но поверить всё-таки нужно. Паспорт даёт право работать, чтобы была возможность найти деньги на еду. Иначе от тебя требуют при пересечении границы сразу явиться в полицейский участок, чтобы тут же перебросить обратно через границу. Жизнь превращается в хождение по мукам, где спасает только желание найти пропитание, отчего в полицейские участки люди предпочитают не ходить, дожидаясь момента, когда судья отправит их в тюрьму, где можно будет отдохнуть несколько недель, чтобы потом вновь погрузиться в отталкивающий тебя мир.
Наконец-то понимаешь значение Парижа. Ведь и в наше время туда устремляются тысячи людей в поисках новой родины. Такая же ситуация была на протяжении всего XX века. Пока остальные страны старались избавляться от беженцев, перебрасывая их друг другу, то во Франции можно было ощутить некоторую меру свободы. Ремарк делает особый упор на русских, чей исход из собственной страны стал первой волной эмигрантов, позволившей каждому получить нансеновский паспорт и право работать. Этого лишены немцы, поляки и многие другие, подавшиеся вдаль много позже. Их притесняют, понимая всю безвыходность ситуации, когда обманутому человеку некуда обратиться и ему негде искать правду, поскольку все разводят руками, включая судей, выносящих приговоры – они также разводят руками, понимая парадоксальность всей ситуации. Когда-то человек спокойно мог идти из страны в страну, теперь такого нет – каждая страна обособилась от другой, выпячивая грудь перед всем миром, ударяя по ней кулаком и заявляя о собственной важности. Национализм, возможно, хорошо, но и космополитизм не хуже. Человеку всегда трудно было принимать у себя иностранцев, таких же людей, как он сам, но рождённых в другом месте. Но все люди одинаковые – каждый хочет счастья. По крайней мере, большинство этого желает.
Во время чтения данной книги, мир вокруг становится наиболее чёрным, а в голову лезет только негатив. Депрессия читателю обеспечена. От правды не уйдёшь.
Дополнительные метки: ремарк возлюби ближнего своего критика, ремарк возлюби ближнего своего анализ, ремарк возлюби ближнего своего отзывы, ремарк возлюби ближнего своего рецензия, ремарк возлюби ближнего своего книга, Erich Maria Remarque, Liebe deinen Nächsten, Flotsam
Erich Maria Remarque
LIEBE DEINEN NACHSTEN
Перевод с немецкого И. Шрайбера
Печатается с разрешения литературных агентств Mohrbooks AG Literary Agency и Synopsis.
© The Estate of the late Paulette Remarque, 1941
© Перевод. И. Шрайбер, наследники, 2009
© Издание на русском языке AST Publishers, 2015
Часть первая
I
Керн резко привстал на постели, вырываясь из черного, сумбурного сна, и прислушался. Как все гонимые и затравленные, он мгновенно очнулся, напряженный и готовый к бегству. Наклонив вперед худощавое тело, он сидел неподвижно, прикидывая, как бы улизнуть, если на лестнице уже появились полицейские.
Он жил на пятом этаже. Окно комнаты выходило во двор, но не было ни балкона, ни карниза, чтобы добраться до водосточной трубы. Значит, бежать через двор невозможно. Оставался единственный путь: пройти по коридору к чердаку, а оттуда по крыше к соседнему дому.
Керн взглянул на светящийся циферблат своих часов. Начало шестого. В комнате было почти совсем темно. На двух других кроватях едва обозначились простыни, серые и расплывчатые. Поляк, спавший у стены, храпел.
Керн осторожно соскользнул с постели и бесшумно подошел к двери. В ту же секунду мужчина, лежавший на средней кровати, шевельнулся.
– Что-нибудь случилось? – прошептал он.
Керн не ответил. Он плотно прижался ухом к двери.
Его сосед приподнялся и пошарил в карманах одежды, висевшей на железной спинке кровати. Вспыхнул луч карманного фонарика. Бледный, дрожащий световой круг вырвал из темноты коричневую дверь с облупившейся краской и прильнувшую к замочной скважине фигуру Керна в помятом белье и с растрепанными волосами.
– Да скажи же, в чем дело, черт возьми! – прошипел человек на кровати.
Керн выпрямился.
– Не знаю. Я проснулся, мне что-то послышалось.
– Что-то! Но что же именно, болван?
Мужчина встал и подошел к двери. На нем была желтоватая рубашка; в свете фонаря виднелись волосатые, мускулистые ноги. С минуту он вслушивался.
– Ты здесь давно живешь? – спросил он.
– Два месяца.
– Облавы были?
Керн отрицательно покачал головой.
– Ну вот. Значит, померещилось тебе. Иной раз услышишь во сне неприличный звук, а чудится – гром гремит.
Он посветил Керну в лицо.
– Так и думал. Двадцать лет, не больше, верно? Эмигрант?
– Конечно.
– Вот опять! – Керн подскочил к кровати. – Они поднимаются наверх! Надо удирать через крышу!
Поляк рывком повернулся на постели. Слышались приглушенные голоса. Хлопали двери.
– Дело дрянь! Тикаем, поляк! Тикаем! Полиция!
Сосед Керна сорвал одежду с кровати.
– А ты знаешь куда? – спросил он Керна.
– Знаю. Направо по коридору! А потом вверх по лестнице, за умывальником!
Мужчина в рубашке бесшумно открыл дверь.
– Нансеновский паспорт! – почтительно повторила «курица». – Значит, среди безродных вы – аристократ.
– Мне очень жаль, что вы еще не имеете его, – вежливо ответил русский…
– У вас было преимущество, – заметил Штайнер. – Вы были первыми. Мир встретил вас с великим состраданием. А на нашу долю выпала лишь малая толика сочувствия. Нас, конечно, жалеют, но все тяготятся нами. Мы – нежелательный элемент…
Русский пожал плечами. Затем передал бутылку единственному человеку в камере, который до сих пор не проронил ни слова.
– Пожалуйста, отпейте и вы глоток.
– Благодарю, – отказался тот, – я не из ваших.
Все посмотрели на него.
– У меня есть настоящий паспорт, родина, право на проживание и на работу.
Все помолчали.
– Можно узнать, – спросил русский после некоторого колебания, – почему же в таком случае вы здесь?
– В связи с моей профессией, – важно ответил тот. – Я не какой-нибудь опасный беженец без паспорта. Я вполне порядочный карманный вор и шулер с полными гражданскими правами.
На обед принесли жидкий фасолевый суп без фасоли. На ужин дали то же самое, но на сей раз эта бурда называлась кофе. Кроме того, каждый получил по куску хлеба. В семь часов щелкнул дверной замок. Предсказание русского сбылось: пришли именно за ним. Он простился со всеми, как со старыми знакомыми.
– Через четырнадцать дней я загляну в кафе «Шперлер», – сказал он Штайнеру. – Может, встретимся там, и тогда я придумаю что-нибудь для вас. До свидания!
К восьми часам полноправный гражданин и шулер уже созрел для истинного братства и солидарности. Он достал пачку сигарет и пустил ее по кругу. Все закурили. Тусклый свет сумерек и огоньки сигарет создавали в камере атмосферу почти домашнего уюта. Карманник заявил, что его следователя интересует лишь одно: совершил ли он в последнем полугодии крупную кражу. Он полагал, что следователь вряд ли докопается до чего-нибудь. Затем он предложил сыграть в карты и, как заправский фокусник, достал из кармана пиджака колоду.
Уже стемнело, а свет все не включали. Шулер был подготовлен и к этому. Еще одно ловкое движение, и в руках у него оказались свеча и спички. Свечу прилепили на выступе стены. Она горела матовым дрожащим пламенем.
Поляк, «курица» и Штайнер придвинулись поближе.
– Играем без интереса, не так ли? – спросила «курица».
– Само собой разумеется, – улыбнулся шулер.
– А ты не сыграешь с нами? – обратился Штайнер к Керну.
– Не умею играть в карты.
– Надо выучиться, малыш. Иначе что же ты будешь делать по вечерам?
– Завтра попробую. Сегодня не хочу.
Штайнер обернулся. В тусклом свете свечи его лицо казалось изборожденным глубокими морщинами.
– Тебе нехорошо?
– Нет, почему же? Просто устал немного. Полежу на койке.
Шулер уже тасовал колоду. Он делал это элегантно и весьма искусно. Карты в его руках трещали и хлопали, словно выстрелы.
– Кто сдает? – спросила «курица».
Полноправный гражданин предложил всем снять по карте. Поляк вытянул девятку, «курица» – королеву, Штайнер и шулер – по тузу.
Шулер быстро взглянул на Штайнера.
– Прикупаем.
Он потянул еще карту. Снова туз. Он усмехнулся и передал колоду Штайнеру. Тот небрежно вытащил нижнюю карту – туз червей.
– Вот так совпадение! – расхохоталась «курица».
Шулер не смеялся.
– Откуда вы знаете этот трюк? – озадаченно спросил он Штайнера. – Тоже работаете по моей части?
– Нет, я любитель. Поэтому похвала профессионала радует меня вдвойне.
– Не в том дело! – шулер посмотрел на него в упор. – Ведь этот трюк придуман лично мною.
– Ах вот оно что! – Штайнер загасил окурок. – А я выучился ему в Будапеште. В тюрьме. Перед высылкой. От некоего Катчера.
– От Катчера! Тогда все понятно! – карманник облегченно вздохнул. – От него, значит! Катчер – мой ученик. А вы это здорово освоили.
– Да, – сказал Штайнер, – когда человек долго находится в пути, он может научиться многому.
Шулер передал ему колоду и внимательно посмотрел на пламя свечи.
– Скверное освещение… Но мы играем, разумеется, только ради удовольствия, господа, не так ли? По-честному…
Керн улегся на койке и закрыл глаза. Его переполняла какая-то туманная, серая печаль. После утреннего допроса он не переставал думать о своих родителях; давно уже он не предавался воспоминаниям. Керн мысленно видел перед собой отца в день, когда тот вернулся из полиции. Один из его конкурентов сообщил в гестапо, что он ведет антигосударственные разговоры. Доносчику хотелось разорить отца, чтобы затем купить у него за бесценок небольшую лабораторию по производству медицинского мыла, духов и туалетной воды. План этот, как и тысячи других подобных планов, удался. Отец Керна провел шесть недель в заключении и вернулся оттуда совершенно сломленным. Он никогда не говорил о том, что пережил. Лабораторию приобрел конкурент, уплатив за нее совершенно смехотворную цену. Вскоре пришло предписание о высылке, и начались бесконечные мытарства. Из Дрездена в Прагу; из Праги в Брно; оттуда через границу в Австрию, из Австрии полиция на следующий же день переправила их обратно в Чехословакию; несколько дней спустя они тайком вновь перешли австрийскую границу и добрались до Вены. Во время ночного перехода через лес мать сломала себе руку. Кое-как удалось наложить шины из веток… После Вены – Венгрия. Около месяца они жили у родственников матери. Затем снова полиция. Расставание с матерью. Венгерка по происхождению, она могла остаться на родине. И снова граница. Снова Вена. Жалкая, нищенская торговля мылом, туалетной водой, подтяжками и шнурками. Нескончаемый страх – а вдруг кто-то донесет, а вдруг сцапают… Вечер, когда отец ушел и не вернулся… Месяцы одиночества. Одно тайное пристанище, потом другое, третье…
Керн повернулся. При этом он толкнул кого-то и невольно открыл глаза. На койке рядом с ним, словно черный узел, лежал последний из обитателей камеры, мужчина лет пятидесяти. За весь день он почти ни разу не шевельнулся.
– Извините, – сказал Керн. – Я вас не видел…
Человек промолчал. Керн заметил, что глаза его открыты. Подобное душевное состояние было ему знакомо. Он наблюдал его уже не впервые. В таких случаях лучше всего оставить человека в покое.
– Вот проклятие! – внезапно вскрикнула «курица», игравшая в карты. – Какой же я осел! Таких ослов еще поискать!
– Почему? – спокойно спросил Штайнер. – Вы пошли королевой червей, это совершенно правильно.
– Да я не о том! Ведь этот русский мог бы мне прислать мою курицу! Господи, какой же я жалкий осел! Просто невиданно тупой осел!
Он обвел камеру таким мрачным взглядом, словно только что рухнул мир.
Вдруг Керн громко рассмеялся. Он не хотел этого, но уже не мог остановиться. Не зная почему, он хохотал так, что весь трясся. Казалось, хохочет его душа, в которой смешались воедино печаль, память о прошлом, – все, о чем он думал.
– Что случилось, малыш? – спросил Штайнер, переведя взгляд с карт на Керна.
– Не знаю… Смеюсь.
– Смеяться всегда хорошо.
Штайнер прикупил козырного пикового короля и ошеломил поляка неотразимым ходом.
Керн закурил сигарету. Внезапно все показалось ему совсем простым. Он решил завтра же научиться играть в карты. И почему-то подумал, что это решение изменит весь дальнейший ход его жизни.
. «Нансеновские паспорта» – временные удостоверения личности для апатридов и беженцев. Выдавались Лигой наций по инициативе Фритьофа Нансена (1861–1930), норвежского исследователя Арктики и видного общественно-политического деятеля. – Примеч. пер.
Если следовать божьим заветам, то необходимо научиться любить ближнего своего как самого себя. Но как быть, когда никому нельзя верить, когда твои ближние хотят тебе смерти, что делать, если ты в своей стране уже не считаешься своим? Как напомнить людям о том, что им стоит любить своих ближних? Эта тема очень остро стоит в романе Эриха Марии Ремарка, который умеет писать так, что его слова проникают глубоко в душу. И он побуждает к тому, чтобы более глубоко изучить описываемый им период, вникнуть во все тонкости рассматриваемой проблемы и прочувствовать все до конца.
В романе писатель переносит читателей во времена после Первой Мировой войны. В то время правящая партия Германии вводила массу новых законов. Еврейский народ был лишен каких бы то ни было прав. Эти люди считались третьесортными. Для них не было работы, у них отбирали документы, выдворяли за пределы страны. Многие люди, которые считали ее своим домом, не знали, куда им податься.
В то время большая часть населения эмигрировала. Однако оказалось, что другие страны не спешат помочь чужестранцам. Для них там тоже нет работы, нет крыши над головой. Приходится либо тяжело трудиться за копейки, либо искать нечестные способы добычи пищи, но и здесь все непросто. Тогда многие считали благом попасть в тюрьму, потому что хоть какое-то время не нужно было беспокоиться о хлебе насущном и крыше над головой. Это время невероятной жестокости, предательства, доносов даже в пределах одной семьи, время зависти и ненависти. Но даже в такое тяжелое время находились люди, способные любить, сострадать и творить добро.
На нашем сайте вы можете скачать книгу "Возлюби ближнего своего" Эрих Мария Ремарк бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.
